Профессиональное изготовление гранитных памятников — tsargranit.ru

К сожалению, я должна сразу сказать, что эта заметка не только не призывает к немедленному построению Храма, но даже и не сообщает ничего о том, каким бы он сегодня был, как бы мы его воспринимали и т.п.  Она займется совсем другим:  как мы можем применить древние  законы, связанные с, увы, давно разрушенным Храмом, в нашей сегодняшней жизни, прежде всего, в жизни организации «Маханаим».

Трактат «Шкалим», который мы учили в течение трех недель на «даф йоми», говорит о правилах сбора  денег на Храм. Он поднимает вопросы, актуальные и для сбора денег на какую-либо организацию сегодня, например:

• Кто обязан сдавать деньги? Кто не обязан, но можно принять от него добровольное пожертвование?
• В какой валюте нужно их сдавать?
• Можно ли использовать собранные деньги не совсем на то, на что они были собраны (разумеется, на  близкие цели, но все же не в точности на то)?
• Как именно их следует собирать? Какие требования предъявляются к тому, кто их собирает? Как обеспечивается то, чтобы собирающий деньги был «чист и в глазах Господа и в глазах людей»?
• Что делать с излишками собранных денег?  Как поступать, если в бюджете Храма есть дефицит?
• Как поступать с деньгами, которые посвящены Храму без указания, на что именно?

Разумеется, даже самая «богоугодная» организация не может сравниться с Храмом; тем не менее, многие изложенные в трактате «Шкалим» правила должны соблюдаться и при сборе общественных денег на благотворительные и занимающиеся преподаванием и распространением Торы организации. Например, столь популярное (и  многих отягощающее) требование «прозрачности» и полной отчетности уж никак не тяжелее, чем правило, что  одежда Первосвященника не должна иметь карманов и даже  швов, чтобы было легко удостовериться, что он никуда не спрятал полученные деньги.

Одежда первосвященника

А уж простые работники Храма, которые  раскладывали деньги на  торжественной церемонии вскрытия Храмовых сейфов, должны были быть вообще почти голыми – ни сандалий, ни шапки, ничего, куда можно было бы спрятать монету.

Следует отметить, что современные правила ведения дел для живущих на пожертвования «амутот», хоть и не требуют снимать сандалии, но во многом схожи с описанными в трактате «Шкалим». Не знаю, такие ли они также и для налоговой инспекции – ведь обязательные полшекелевые монеты это скорее налог, чем пожертвования.

В наше время обязательных сборов на «амутот» нет. Дотации министерств делаются. Конечно, из денег налогоплательщиков, но они отягощены уже не строгими правилами «прозрачности», а довольно тупой бюрократией и тупостью чиновников. Но трактат «Шкалим» перечисляет немало категорий людей, которые не обязаны сдавать полшекеля, но могут пожертвовать их добровольно, среди них такие уважаемые слои общества, как коhены, женщины и др. Поэтому, в связи с окончанием изучения трактата «Шкалим», а также с нестабильным положением «Маханаим», будет вполне уместным призыв:

Сдавайте, дорогие читатели, пожертвования на «Маханаим»!   Как это сделать, подробно объяснено на сайте.

М. Китросски

(этот текст  использовал статью  Иеhудит Зингер «A Talmudic Lens on Nonprofit Management»

….Вода и камень,
Стихи и проза, лед и пламень
Не столь различны меж собой.

Казалось бы, в творчестве поэта Иосифа Бродского и рава Йосефа-Дова Соловейчика нет ничего общего. Оба они евреи, конечно, но на этом, казалось бы, их сходство заканчивается. Я совсем не имею здесь в виду распространенный ложный миф о том, что Бродский якобы крестился. (Я доподлинно знаю от очень близких к Бродскому людей, что он не крестился, несмотря на настойчивые уговоры это сделать. Увы, как сказала Майя Каганская ז»ל, «миф уже лег»). Нет, я хочу написать здесь о неожиданном сходстве того, как видят эти два столь разных великих человека Бога, «одетого в любое платье», (по выражению Бродского в стихотворении «Памяти Т.Б.»: «То есть, одетый в любое платье, Бог тебя примет в Свои объятья») и связь с Ним человека.

В своем эссе «И станете искать оттуда» рав Соловейчик пишет о том, как человек ищет Бога. Отвергая все «логические» доказательства бытия Божия, которыми увлекались древние философы, он пишет, что человек находит Бога, просто потому, что он ищет Его. «Глаз, жаждущий увидеть славу бытия и узреть Творение во всем его великолепии, видит Бога». Эти слова перекликаются со словами, которые мы говорим в молитве (повторении «Модим»): «Мы благодарны Тебе… за то, что мы благодарим Тебя». И, конечно, это и выражает стих из Торы, ставший названием эссе (Дварим 4:29): И ОТТУДА СТАНЕТЕ ВЫ ИСКАТЬ БОГА, ВСЕСИЛЬНОГО ТВОЕГО, И НАЙДЕШЬ, ЕСЛИ БУДЕШЬ ИСКАТЬ ЕГО ВСЕМ СЕРДЦЕМ ТВОИМ И ВСЕЙ ДУШОЙ ТВОЕЙ.
Эссе рава Соловейчика все построено на метафоре Песни Песней: Создатель и Его творение- человек любят друг друга, но не могут встретиться; прекрасный возлюбленный прячется от своей любимой в расщелинах скал, но она стремится к нему, зовет его, и иной раз ей удается увидеть его тень и услышать голос. Процитируем слова рава Соловейчика, раскрывающие эту метафору:
«И научное, и чувственное, качественное восприятие мира, и познание самого себя, и высокое эстетическое переживание – все они могут превратиться в мощное, возвышенное, прочное трансцендентальное переживание: переживание Творца»
Достичь этого, однако, нелегко и удается не каждому. «…Одинокое существо из плоти и крови пытается побудить немой, запечатанный мир говорить с ним», — пишет рав Соловейчик. И тут меня вдруг пронзило: ведь это то же самое, что пишет Бродский в своем стихотворении на столетие Анны Ахматовой:

Великая душа, поклон через моря
за то, что их нашла, — тебе и части тленной,
что спит в родной земле, тебе благодаря
обретшей речи дар в глухонемой вселенной

И это не просто совпадение образа, это та же идея. «Культурное сознание вглядывается здесь в закрытую, отделенную от него область, не ему принадлежащую», — это слова рава Соловейчика. А вот отрывки из других строф того же стихотворения:

Бог сохраняет все; особенно — слова
прощенья и любви, как собственный свой голос…
..
затем что жизнь — одна, они из смертных уст
звучат отчетливей, чем из надмирной ваты.

Уподобление поэта пророку известно нам из всей мировой культуры, чтобы не ходить далеко за примерами, можно обратиться к стихотворению Пушкина «Пророк». А вот что пишет в своем эссе рав Соловейчик:
«Все пророки призывали нас вглядываться в рассказ о Сотворении мира, исследовать тайны космического процесса, всмотреться в источник мира и открыть в нем спрятанное и сокрытое – великолепие царства Создателя, парящее над немым творением. Все они украшали венцами ищущих Бога, пытающихся рассмотреть Его в «механистической» природе, в ее темной непрозрачности, тех, кто приоткрывали окно навстречу чудесному, высшему, чистому и совершенному».

Многим легче услышать голос Бога в словах поэта, чем различит его из «надмирной ваты» — трансцендентного далека. Поклон вам, великие поэты, за то, что вы нашли эти слова.

Мириам и Леви Китросские на могиле Бродского в Сан-Микеле. Обратите внимание, что на памятнике нет никакого креста.

Мы учим сейчас в «даф йоми» трактат Эрувин, тематика которого кажется предельно далекой от жизни. Единственный эрув, который мы практически делаем сами в нашей реальной жизни, — это эрув тавшилин, так он обсуждается в совсем другом трактате.

С другой стороны, автомобили большинство из нас тоже сами не делают, а пользуемся ими вовсю.  И если бы наши раввины не сделали по всему Израилю эрувы, мы не могли бы в шабат ничего носить по улицам. Сейчас уже трудно поверить, но когда-то мы жили в тяжелых безэрувных условиях, прицепляли ключ от дома к ремню в качестве пряжки, и поводок собаки нужно было держать определенным способом. Страшно вспомнить.

И все-таки, когда мы дошли до мишны на странице 61, где говорится о том, что если во дворе живут и евреи, и неевреи, нужно у неевреев выкупить их территорию, и тогда можно будет сделать эрув, я вспомнила эпизод из нашей совершенно реальной московской жизни середины 80-ых годов. Более того, в этом эпизоде причудливо смешиваются законы Талмуда и гротескные реалии советской жизни.

Мы жили на шестнадцатом этаже огромного дома, заселенного, естественно, в основном, неевреями. Но все-таки в доме были и евреи, и один из них тоже, как и мы, соблюдал шабат, а жил он на третьем этаже. Лестничная клетка этого дома имела статус, как нам объяснили раввины, общего двора, и носить с этажа на этаж можно было, только сделав эрув. Значит, нужно выкупить дом у жильцов-неевреев! Как же это сделать, кто нам его продаст?

В это время в Москве был с коротким визитом раввин из Балтимора, и он сказал, что можно попытаться это сделать. Нужно только найти человека, ответственного за хозяйственную часть дома, что-то типа управдома, и попросить его продать права всех жильцов-неевреев нам за какую-нибудь символическую сумму. Хорошо сказано, а кто же на такое решится? Как даже обратиться с такой безумной просьбой, непонятно.

Но главное – не отступать. Мы стали выяснять, кто в нашем доме управдом, и выяснили, что управдом-то, конечно, есть, но он страдает запоями, и на время своей нетрудоспособности по причине запоя передает полномочия отцу (теперь уже покойному, да будет благословенна его память) того самого еврея, который жил на третьем этаже. Отец этот был по профессии инженером-электриком, но будучи безработным отказником, соглашался и на работу попроще. И вот – какая удача! Управдом как раз в запое, отец нашего друга его заменяет, раввин из Балтимора объясняет ему, как можно совершить эту достаточно фиктивную, ни к чему реально никого не обязывающую продажу, и – ура! – евреи завладели миром (то есть  домом), и мы можем сделать эрув и носить вприпрыжку вещи с шестнадцатого этажа по всей лестнице.  Сегодня мне уже кажется, что удовольствие от этого занятия тоже не вполне относится к реальной жизни, но тридцать лет назад мы воспринимали это иначе.

Много лет спустя, в  совсем уже другой жизни, мы снова столкнулись с этой же темой.

В нашей поездке в Италию шабат у нас пришелся на Венецию. Мы уже отвыкли от жизни без эрува, но подготовились, как положено: купили резиночку, сделали из нее поясок, который скрепляется ключом, тяжело вздохнули от мысли о том, что придется гулять по Венеции без путеводителя и бутылочки с водой, и отправились в венецианскую синагогу. Смотрим: все как-то странно. Люди идут в синагогу с сидуром и еще какими-то вещами… Ну, думаем мы, наверное, они не соблюдают шабат. Даже и израильтянин в кипе, учившийся, как мы уже узнали,  в ешиве в Маале Адумим, — и он несет сидур. А дальше – все страньше и страньше, как говорила Алиса. Идем мы в хабадский ресторан, где устраивают  субботние трапезы для всех заезжих евреев, а там – вообще беспредел: стоят столы по всей улице, и симпатичные молодые официанты снуют и разносят субботние яства. А как же запрет носить?! Мы уж теперь не могли молчать и спросили у них, что это означает. Они сказали: ничего страшного, в Венеции есть эрув.

Крайне озадаченные, мы стали пытаться выяснить, как это может быть. Ответы от сидящих в ресторане евреев (все – в кипах или шляпах) слышали разные. Один сказал: поскольку Венеция вся на островах, то в ней есть естественный эрув — вода. Другой сказал: да, это прекрасный эрув, Всевышний его сделал… Но мы-то знали, что Всевышний не делает эрувов! Если уж Галаха не на Небесах (см. недавно изданный в «Маханаим» перевод книги Элиэзера Берковича «Не на Небесах»), то эрув тем более никак не на Небесах.

Пошли опять в ресторан за разъяснениями. Там нам сказали, что, действительно, эрув сделал не Всевышний, а раввин Венеции. У него хорошие связи с венецианским муниципалитом, поэтому он смог «выкупить» у итальянцев всю территорию города (нельзя только переносить через Большой Канал ибо он весьма широк). То, что город весь обнесен водой, ему очень помогло. Но все-таки эрув – это всегда дело рук человеческих.

Так что учите трактат Эрувин, это вам пригодится!

Эрув в Венеции