Занятие 18: Книга Шемуэля. Давид на службе у филистимлян: «предатель родины» или трезвый политик?

Одно из событий, сыгравших важную роль в жизни Давида, — его встреча с женщиной по имени Авигаиль (1 Шемуэль 25). В своих скитаниях Давид попадает во владения некоего богатого землевладельца Наваля, которому Давид предлагает покровительство в обмен на то, что Наваль будет обеспечивать Давида и его людей. Наваль отвечает на предложение Давида резким отказом и оскорбляет его, назвав беглым рабом. Давид решает убить Наваля, но его останавливает жена Наваля – прекрасная Авигаиль, которая встречает Давида на полпути и своей мудрой речью (а также дарами и личным обаянием) убеждает его отказаться от своего замысла. В ее словах звучит почти пророческая уверенность в том, что Давиду суждено царствовать, и не следует начинать славное царствование с кровопролития. Давид имплицитно противопоставлен в этой сцене Шаулю: Шауль полностью находится под властью своих эмоций и в гневе способен вырезать по навету целый город священников – помазанников Божиих. Давид же способен воспринять доводы разума и, проявив великодушие, пощадить человека, действительно перед ним виноватого. В конце концов, Наваль умирает, наказанный Богом, а Авигаиль становится женой Давида.

Давид вместе со своим отрядом вынужден оставить Иудею и искать «политического убежища» в сопредельных странах. Он приходит к царю Гата Ахишу и просит приютить его. Ахиш великодушно соглашается, несмотря на то, что ранее Давид явился причиной поражения филистимлян, убив богатыря из Гата – Голиафа. Давид получает в свое распоряжение город Циклаг и поселяется в нем. Но Ахиш не готов расточать свое великодушие даром: Давид должен доказать свою преданность новому «хозяину», нападая на южные районы Иудеи, с тем чтобы стать врагом собственных соплеменников. Автор книги Шемуэля не считает возможным скрыть этот в высшей степени проблематичный эпизод биографии Давида, как будто бы превращающий героя в «предателя родины». Однако рассказчик всеми силами пытается найти смягчающие вину обстоятельства и оправдать будущего царя Иудеи. Таких обстоятельств два: во-первых, у Давида, по сути дела, не было выхода, ибо, как говорит он сам: «Рано или поздно я погибну от руки Шауля. Нет иного выбора, кроме как спастись в стране филистимлян, и тогда Шауль перестанет разыскивать меня…» (там же, 27:1). Во-вторых, Давиду удается обмануть Ахиша, и вместо того, чтобы подвергать нападению окраины Иудеи, он воюет с окружающими кочевниками, в частности с амалекитянами – злейшими врагами Израиля. Получается, что Давид не только не предает свою родину, а оказывает ей услугу, воюя с врагами, которых в свое время не добил Шауль. Но вот вспыхивает новая война между Израилем и филистимлянами, и Ахиш призывает Давида в свои войска. Казалось бы, теперь вывернуться невозможно, Давид поставлен перед страшным выбором: или действительно предать своих, или пойти на конфликт с Ахишем и погибнуть. Но Давиду помогают сами филистимляне (а по мысли автора, конечно же, Бог): филистимские военачальники категорически противятся присоединению Давида к их войску, мотивируя это тем, что Давид попытается заслужить прощение Шауля, принеся своему царю головы поверженных врагов. Они справедливо видят в Давиде «пятую колонну» и не доверяют ему. Ахиш смущен: он-то верит Давиду, но приходится отправить его обратно в Циклаг. Ахиш всячески извиняется перед Давидом, а Давид строит из себя несправедливо обиженного, в то же время смеясь в душе над простаком царем. Можно ли назвать Давида «предателем родины»? – как бы спрашивает автор. Его ответ ясен: Давид ни в коей мере не предатель, он лишь трезвый политик, сообразующийся с обстоятельствами.

Однако в Циклаге Давида подстерегает испытание: во время его отсутствия на город напали амалекитяне, разграбили его и сожгли, а также увели с собой семьи Давида и его людей (там же, гл. 30). Мораль Давидова отряда достигает нулевой отметки: люди в отчаянии и готовы закидать своего вождя камнями. Но и в этой тяжелой ситуации Давид не теряет присутствия духа: он обращается к Богу за помощью, и Тот обещает ему Свою поддержку. Отряд Давида отправляется в погоню, но по дороге вынужден разделиться: двести человек остаются при обозе. А Давид с четырьмястами воинами продолжает преследовать преступных амалекитян. Несмотря на численное превосходство противника, Давид разбивает его наголову (ведь с Давидом Бог, дарующий победу Своим избранникам, даже если они слабее врагов), остатки филистимлян бегут (по «странному» совпадению их как раз четыреста человек, то есть столько же, сколько у Давида было в начале боя), а Давид освобождает семьи и берет богатый трофей. Более того: когда его воины проявляют нежелание делиться трофеем с теми, кто остался сидеть при обозе и не участвовал в битве, Давид их урезонивает: «Не поступайте так, братья мои! Господь отдал нам это, уберег нас и предал отряд восставших на нас в руки наши. Кто же послушает вас?! Трофеи должны быть разделены поровну между воевавшими и сидевшими при обозе» (там же, ст. 23-24). Постановление Давида получает силу закона (редчайший случай в книгах Ранних Пророков – ведь все законы сосредоточены в Торе), а Давид к тому же проявляет заботу о своих соплеменниках, посылая часть добычи в пределы Иудеи. Тем самым, читателю еще раз дают понять: Давид не только не предатель, но настоящий вождь, который заслуживает того, чтобы стать царем Израиля. Нет сомнения, что рассказ о победе Давида над амалекитянами построен как антитеза рассказу о войне Шауля с амалекитянами. Шауль получил заповедь от Бога уничтожить Амалека, но не выполнил ее, пощадив царя Агага и взяв трофеи из корыстных побуждений и уступив требованию своих воинов. Давид же, не получив никакой заповеди, идет войной на амалекитян, беспощадно их бьет, а взятый трофей делит поровну между воинами, не только не уступая давлению народа, но и навязывая им свою справедливую волю. Вывод очевиден: Давид, а не Шауль, должен быть царем Израиля.

А что же Шауль? С тех пор, как умер пророк Шемуэль, Шауль остался совсем один. Он потерян и подавлен: Бог отступился от него и не отвечает ему ни через пророков, ни посредством снов и оракула. Шауль решается на крайнюю меру: обратиться к колдунье (там же, гл. 28). И это Шауль, который ревнуя о Боге, уничтожил в Израиле всех колдунов и магов! Какая горькая ирония судьбы! Шауль переодевается так, чтобы его не узнали, и идет к последней из оставшихся колдуний, которая при помощи своего мастерства поднимает из могилы дух Шемуэля (в самом ли деле рассказчик верит, что колдунье удалось это сделать, или, по его мнению, ее действия не что иное, как манипуляция и обман, обсуждается подробно в соответствующей аудиолекции). Шемуэль сообщает Шаулю, что ему и его детям суждено погибнуть на следующий день в битве с филистимлянами. Шауль полностью деморализован: он падает без сознания во весь свой огромный рост (еще один – последний – раз автор иронизирует по поводу высоты Шауля, казавшейся вначале знаком его царского достоинства, но на самом деле являясь лишь внешним, ничего не выражающим атрибутом), а затем нарушает собственный зарок – не есть сутки перед боем и уступает предложению соболезнующей ему колдунье, принимая еду из ее рук. А ведь когда-то он чуть не казнил собственного сына за подобное – хотя и невольное – нарушение! Какое жалкое зрелище! Однако, похоже, автор не только предает Шауля осмеянию, но и искренне жалеет его, вспоминая о его былых заслугах перед Израилем и усматривая за его высоким ростом истинную высоту души, что найдет яркое выражение в рассказе о героической гибели первого израильского царя. Закончим словами Иосифа Флавия: «Хотя последний (имеется в виду Шауль), благодаря предсказанию пророка, и знал, что случится и что ему угрожает неминуемая смерть, он все-таки не только не захотел спастись бегством и для личной безопасности предоставить своих товарищей на избиение врагам, — этим было бы запятнано также его собственное царское достоинство, — но и ринулся всем домом, вместе с сыновьями своими в самый центр опасности, считая своим долгом пасть вместе с детьми в честном бою за своих подданных и предпочитая видеть доблестную смерть сыновей своих, чем оставить их после себя на неопределенную в будущем участь. Он предпочитал оставить вместо потомства и наследников славу и непорочную по себе память… я считаю доказательством положительного геройства, если человек, не только не ожидая удачного исхода боя, но в твердой заранее уверенности, что ему придется пасть в битве, все-таки ничего не боится, ни перед чем не отступает и смело идет навстречу ожидающей его опасности» (Иудейские древности, кн. 6, гл. 14, пар. 4).

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *