Среди древних народов Израиль, пожалуй, единственный, в чьих источниках отразилось негативное отношение к основанию царства. Обычно царь воспринимается как фигура божественная или полубожественная, овеянная ореолом святости и получающая власть непосредственно от божественного патрона. Не так дело обстоит в древнем Израиле. Желание народа поставить над собой царя в тот момент, когда Шемуэль состарился, вызывает негодование как со стороны пророка, так и со стороны Бога, Который говорит, что народ отверг Его (1 Шемуэль 8:7). С подобным отношением мы уже встречались в книге Судей, в истории судьи Гидона, который отказался стать царем, объяснив свой отказ тем, что только Бог должен царствовать над Израилем (Судьи 8:23). В лекции, посвященной Гидону, мы подробно проанализировали причины такого отношения к земному царству и какие споры по поводу его легитимности велись в более поздний период. Здесь отметим лишь, что Рамбам в Мишне Тора однозначно поддерживает точку зрения, согласно которой Израиль получил заповедь поставить над собой царя (Законы о царях 1:1). В то же время Ицхак Абраванель в своих комментариях к Торе и книге Шемуэля утверждает в соответствии с точкой зрения рабби Нехорая из Вавилонского Талмуда (трактат Санхедрин, л. 20 об.), что царская власть, легитимизированная Торой (Второзаконие 17:14-20), не что иное, как уступка народу со стороны Бога. В духе своего времени Абраванель объявляет лучшей формой политического правления демократическую республику, где есть место свободному выбору и исключена тирания. Абраванель, на себе испытавший «прелести» королевской (хотя и не еврейской) власти во время изгнания евреев из Испании, имел возможность сравнить испанский абсолютизм с итальянскими (в частности, с венецианской) республиками, где прожил остаток жизни, и пришел к выводу о несомненном преимуществе последних.
Однако в книге Шемуэля отношение к царству явно амбивалентное. Непосредственно после рассказа о том, как народ просил себе царя и Шемуэль по указанию Бога раскрыл перед израильтянами тиранический характер царской власти, на сцене появляется новый герой – будущий первый царь Израиля Шауль (1 Шемуэль 9). С одной стороны, он представлен как Божий избранник, который спасет Израиль от филистимлян; он прекрасен внешне, он скромен и своейизначальной неготовностью принять на себя бремя избрания напоминает Моше и Гидона. Шемуэль заявляет Шаулю, что «все стремление Израиля к тебе и дому отца твоего» (там же, ст. 20), и помазывает его в цари. Более того, избранность Шауля подтверждается «цепочкой» чудесных знамений, в результате которых дух Божий снисходит на Шауля, и он начинает пророчествовать (там же, 10:2-12). Однако, с другой стороны, публичная процедура воцарения Шауля, в ходе которой Шауль прячется, и его словно бы ловят и воцаряют едва ли не насильно (там же, 17-27), выглядит гораздо менее однозначной. Шауля, казалось бы, и здесь прославляют (за исключением нескольких «негодяев», выразивших сомнение в пригодности Шауля к царствованию), но вся эта сцена напоминает в немалой степени историю о том, как был пойман преступник Ахан, взявший из заклятого (Йеошуа 7). И там, и здесь наличествует мотив поиска пропавшего героя, которого обнаруживают благодаря указанию свыше (возможно, путем бросания жребия или получения оракула). В обоих случаях используется глагол нилкад «был схвачен», причем высокий рост Шауля служит здесь не столько знаком доблести, сколько тем признаком, который не позволяет ему спрятаться. В книге Йеошуа преступником был представитель колена Йеуды. В истории воцарения Шауля перед нами зеркальное отражение: «схвачен» член колена Биньямина. Складывается впечатление, что здесь мы встречаем скрытый полемический ответ Йеуды северным коленам, одержавшим «временную победу» в книге Йеошуа.
Подобная же двойственность проявляется в рассказе о первом подвиге Шауля – о спасении им жителей Йавеш-Гилада (восточный берег Иордана) от аммонитянского ига (1 Шемуэль 11). Опять-таки, с одной стороны, Шауль выступает здесь как герой и избавитель своих братьев: Бог поддерживает его, и он разбивает врагов наголову. На этот раз весь народ – от мала до велика – славит новоявленного царя. Но, с другой стороны, если мы вспомним, что согласно книге Судей жители Йавеш-Гилада были единственными, кто не участвовал в войне с преступными биньянитянами после истории с наложницей левита (Судьи 21), подвиг Шауля несколько теряет в своем бескорыстном величии и начинает восприниматься как оплата старого счета. Кстати, стоит обратить внимание на деталь, «сигнализирующую» о связи между двумя эпизодами: подобно левиту из книги Судей, рассылающему части своей мертвой наложницы во все пределы Израиля (там же, 19:29), Шауль рассылает во все пределы Израиля части разрезанной им пары быков (1 Шемуэль 11:7).
Так кто же перед нами: избранный Богом помазанник или скрытый преступник, выпрошенный (шауль) народом вопреки воле Бога? Судя по всему, мы сталкиваемся в книге Шемуэля с двумя разными типами отношения к царству, с двумя разными традициями, одна из которых склонна прославить Шауля, в то время как другая подвергает его сначала скрытой (а потом и явной) критике. Картина станет более ясной, когда появится Давид. Об этом – в дальнейших лекциях.
Более подробное освещение темы см. в соответствующей аудиолекции.