По известному изречению Гегеля, приводимому Марксом в его сочинении «18-е брюмера Луи Бонапарта», история повторяется дважды: один раз как трагедия, другой – как фарс. Нечто подобное происходит и с царем Давидом в ТаНаХе. В начале книге Царей (1 Цари 1) рассказывается о последних днях престарелого царя, который уже не в состоянии сам согреть свое тело, а потому ему в постель кладут молодую девицу по имени Авишаг, но «царь ее не познал» (там же, ст. 4). В это время вокруг царского трона плетутся изощренные интриги. Сын Давида Адония фактически объявляет себя царем, и часть царских вельмож, включая военачальника Йоава, оказывают ему поддержку. Одновременно другая партия, возглавляемая пророком Натаном и женой царя Бат-Шевой, стремится воцарить младшего царского сына Шеломо. Следует обратить внимание на два факта: во-первых, воцарение Адонии очень напоминает подобную попытку Авшалома: и в том, и в другом случае указывается, что претендент на трон заводит себе богатый выезд (ср. 2 Шемуэль 15:1 и 1 Цари 1:5), причем все это происходит за спиной у царя. Во-вторых, если в случае с Авшаломом восстание разражается после злосчастной истории с Бат-Шевой, то заговор Адонии следует за рассказом о том, как Авишаг пыталась согреть тело одряхлевшего царя. В первом случае события и в самом деле носят мрачный, трагический характер, в то время как во втором – они воспринимаются, скорее, как фарс или, если угодно, как трагифарс.

Натану и Бат-Шеве удается одержать верх в придворной борьбе и убедить Давида в праве Шеломо на трон (они утверждают, что в свое время Давид поклялся воцарить Шеломо, однако неясно, имела ли такая клятва место в действительности, поскольку нигде до сих пор о ней не упоминалось). Шеломо воцаряется, и оставленный своими сторонниками Адония вынужден искать защиты у жертвенника. На данном этапе заговор Адонии приходит к комическому завершению: в отличие от Авшалома он не гибнет, а лишь превращается из всесильного престолонаследника в дрожащего, затравленного беженца (перефразируя известную идиому, «из князи в грязи»).

Жизнь Давида подходит к концу, и перед смертью он призывает Шеломо, чтобы высказать ему свою последнюю волю (1 Цари 2:1-10). Завещание Давида делится на две неравные части: в первой – более краткой части – он призывает Шеломо хранить верность Богу и следовать Торе Моше; во второй же – более пространной – он дает распоряжения касательно различных людей, с которыми свела Давида судьба. Главным образом, речь идет о наказании тех, кого сам Давид не смог или не успел наказать (Йоав, Шими сын Геры). Надо сказать, что эти указания не делают чести Давиду, ибо выглядят как запоздалая месть или расправа. Я не смог уничтожить Йова, убившего Авнера и Амасу (Давид не упоминает здесь Авшалома, но надо полагать, что он не может забыть Йоаву и это убийство), — пойди ты и убей его. Я обещал Шими сыну Геры в день своего возвращения на трон после подавления восстания Авшалома, что не предам его казни, — но ты не дай ему умереть спокойно. Причем Давид апеллирует все время к мудрости Шеломо – к той самой мудрости, которая позже прославится на весь мир. Но та мудрость есть дар Божий, предназначенный для воцарения справедливости, а мудрость, на которую намекает Давид, есть не что иное как практическая хитрость властителя, ставящая себе целью расправу над неугодными. Надо сказать, что Шеломо целиком и полностью «оправдывает возложенное на него высокое доверие»: он находит способ отправить на эшафот и Йоава, и Шими сына Геры. Более того: он не ограничивается этим и заодно уничтожает своего старшего брата Адонию, которого он подозревает в новом посягательстве на престол, а кроме того изгоняет из Иерусалима жреца Эвьятара (последнего отпрыска жреческой семьи Эли из Шило), который в свое время поддержал Адонию. На этих казнях и «упрочилось царство в руке Шеломо» (там же, ст. 46) в книге Царей. Можно, конечно, вспомнить строки Пушкина («Стансы»):
В надежде славы и добра
Гляжу вперед я без боязни:
Начало славных дней Петра
Мрачили мятежи и казни.

И все же, все же…

Автор книги Хроник, который создает свое произведение в начале эпохи Второго Храма, не приемлет такую трактовку смены власти. Даже если фактологически автор Царей ближе к истине, такая истина никак не устраивает автора Хроник, для которого Давид и Шеломо превратились в символ идеальной власти в Израиле, в символ, с которым связаны надежды на возрождение и избавление в настоящем и будущем. В связи с этим вспоминаются другие строчки Пушкина («Герой»):
Да будет проклят правды свет,
Когда посредственности хладной,
Завистливой, к соблазну жадной,
Он угождает праздно! — Нет!
Тьмы низких истин мне дороже
Нас возвышающий обман…
Оставь герою сердце! Что же
Он будет без него? Тиран…

Неудивительно, что в книге Хроник совсем иначе изображается приход Шеломо к власти. Начать с того, что Давид пребывает до самого конца в здравом уме и ясной памяти (в этом смысле он подобен Моше, который умирает, ни на йоту не потеряв своей силы – см. Второзаконие 34:7). Нет никаких интриг и никакого заговора, и Адония даже не упоминается. Насытившийся днями Давид торжественно воцаряет Шеломо в присутствии всего народа, произнося возвышенную речь об избрании как его самого, так и его сына Шеломо Богом (1 Хроники 23:1; 28:1-8). Затем он обращается к Шеломо, благословляя его на царство и увещевая всем сердцем взыскать Бога. Попутно Давид передает Шеломо чертежи будущего Храма во всех деталях (1 Хроники 28:9-21) – Храма, который он мечтал построить сам, но не смог, ибо, как объясняет автор Хроник, пролил много крови (там же, 22:7-8, 28:3). Этим он еще больше напоминает Моше, который вопреки горячему желанию сам не смог войти в землю обетованную и передал бразды правления Йеошуа. Под конец Давид благословляет весь народ, все приносят благодарственные жертвы и радуются. Шеломо помазывается в цари и садится на «трон Господень (sic!)» (там же, 29:23). Давид умирает, подобно Аврааму из книги Бытия, «в доброй седине насыщенный днями, богатством и славой» (там же, ст. 28; ср Бытие 25:8). Разумеется, нет и речи о казнях – ни в устах умирающего Давида, ни в описании славных деяний начавшего царствовать Шеломо.
Нам – читателям – остается лишь выбирать между низкими истинами и возвышающим обманом…